13:00, 18 апреля 2018 · Просмотров: 4 736 · Версия для печати

Вовсе не обязательно знать историю атомной энергетики, чтобы назвать крупнейшую в этой отрасли аварию. В ночь с 25 на 26 апреля 1986 года на Чернобыльской атомной электростанции в нескольких километрах от Припяти произошел взрыв, разрушивший реактор четвертого энергоблока. Невозможно назвать точное число покалеченных жизней: одни кидались в самое пекло беды сразу после трагедии, другие прибыли на помощь чуть позже, чтобы ликвидировать последствия, третьи были вынуждены покинуть свои дома, убегая от невидимого и опасного врага — радиации.

Сейчас, спустя 32 года с тех событий, Припять до сих пор остается мертвым городом, хотя и манит к себе экстремалов со всего мира. Это памятник, который теперь не позволяет нам забывать о том, чем может обернуться технологический прогресс, и о том, что человек рискует уничтожить себя сам.

В Выксе живут десятки ликвидаторов последствий чернобыльской аварии. Много лет назад в Припять и окрестности отправились 83 добровольца с нашей земли, и, к сожалению, не все из них живы сейчас. Многие ушли слишком рано — излучение калечит без разбора. Нам удалось побеседовать с председателем выксунского союза чернобыльцев Владимиром Борисовым и еще одним ликвидатором Александром Козловым. Регулярно в апреле члены союза встречаются, возлагают венок к мемориалу, посещают могилы ушедших друзей.

Владимир Леонидович возглавляет союз чернобыльцев Выксы с 2010 года. Сообщество возникло в 1987-м, тогда еще неофициально. Планов много и, к счастью, есть силы на их реализацию. Тогда, 32 года назад, Владимир Леонидович в Чернобыль отправился водителем от 6-й строительной автобазы и возил бетон непосредственно к реактору.



— Вы понимали, куда направляетесь? Знали, что произошла катастрофа мирового масштаба?
— Мы ехали и понятия не имели, что такое Чернобыль. Не представляли, куда попадем. Только когда увидели станцию — поняли, что случилась страшнейшая трагедия. Люди погибали, особенно те, кто оказался на крыше станции. Лопатами сбрасывали раскаленные угли вниз. Там не имело значение директор ты или простой работяга — все трудились поровну. Военным, конечно, приходилось сложнее, чем нам, гражданским. Мне не довелось даже выйти из машины, да и времени не было — привозил и увозил.

— Сколько всего там пробыли?
— Работали вахтовым методом по 20 суток. За эти 20 суток получалось совершить 15-17 рейсов. Возили с Вышгорода, перевалочная база в Копачах. У меня была всего одна такая командировка.

— Не удалось увидеть жизнь в окрестных селах и деревнях на тот момент?
— В зоне отчуждения оставались единицы, остальным пришлось опасную территорию покинуть. В конце своего пребывания там, помню, иногда подвозили людей. Они встречались нам по дороге, хотели вернуться в свои дома. У нас, водителей, были пропуска, и с нами им удавалось пересечь охрану. Многих и посты не останавливали, процветало мародерство. Вселялись обратно в основном старики. Их, упрямых, грузили в чем мать родила и принудительно вывозили из зоны без документов. А так — обычный народ, как и мы. Люди не хотели покидать смертельную зону.

— Старики не понимали, что такое радиация?
— Скорее всего, они ее не видели и отказывались принимать тот факт, что в домах жить опасно. Они пили воду из своих колодцев, ели пищу, которую давала земля.

— Вернемся к нашему городу и вашему союзу. Памятник ушедшим ликвидатором открыли только в прошлом году. Долго шли к этому?
— Три года. Пришлось проделать большую работу и огромное спасибо тем, кто нам в этом помог. 26 апреля откроем мемориальные доски в Жуковке, в часовне. Так что каждый год в этот день мы вспоминаем товарищей. Ушли из жизни на текущий момент 22 человека. Некоторым не было еще и 60-ти лет. Все они нахватались радиации, медленно умирали в свои последние годы. Сейчас у нас 12 инвалидов, один из них две недели пробыл в коме.

Александр Козлов в 1986 году проходил службу во внутренних войсках МВД, его полк дислоцировался в Тбилиси (Грузинская ССР). Тогда он командовал одним из взводов. На ликвидацию последствий аварии их в составе сводного батальона отправили в ноябре. Александр Борисович занимался обеспечением порядка близ станции.



— Радиоактивное облако после аварии шло в сторону Беларуси. Поэтому с одной стороны от станции опасная территория была меньше, а с другой — значительно больше. Мы попали именно туда. В основном приходилось следить за территорией между деревнями и селами.

— Как сильно после аварии изменилась жизнь там?
— В зоне это были пустые дома, страшное зрелище. Никого нет. А все предметы остались на месте, как будто ничего ужасного не произошло и скоро вернутся люди, стоит только подождать... Очень много брошенной владельцами техники, уму непостижимо. Тяжело вспоминать...

— Много попадалось тех, кто пытался вернуться?
— В то время уже нет, я такого вообще не припомню. Там как было... Могли находиться рядом друг с другом два села. Но одно выселенное, а другое — живет своей обычной жизнью. Нам однажды довелось в один из вечеров прийти в местный Дворец культуры. Танцы, музыка... Люди жили! Несмотря на все проблемы, несмотря на то, что в нескольких километрах произошла такая трагедия, они не впадали в уныние.

— Но такие деревни были не в самой зоне отчуждения?
— Конечно нет, но рядом с ней.

— А было страшно ехать в Припять, когда направили?
— Страшно не было. Там были так называемые партизаны. Это те, кого в первое время после аварии призвал военкомат. Мы их сменили. Это были местные ребята в основном. Вот по их рассказам мы рисовали в голове картину трагедии. Говорят, было очень жарко. Они пили воду из местных водоемов, собирали и ели ягоды, копали картошку.

— И вам довелось попробовать?
— Конечно. Картошку держали в буртах, это такие большие земляные кучи, самый простой способ хранить продукты.

— Как авария на ЧАЭС изменила окружающую среду?
— Я запомнил, что на хвойных деревьях, а в тех краях много сосен, иглы были в основном желтыми. Лишь с одной стороны на кронах мелькал еще естественный зеленый цвет. Если радиация так меняла растения, то что она делала с людьми...

— Сейчас в Чернобыль стекаются туристы. Многие пробираются к станции нелегально за новыми эмоциями. Тур в Припять — это развлечение. Вы можете понять мотивы так называемых сталкеров в их желании увидеть последствия трагедии воочию?
— Наверное, они хотят быть максималистами. Испытать все, чего не даст простая, спокойная жизнь. Здесь другое важно: смогут ли они избежать последствий для здоровья. Это может проявиться со временем, не сразу.

— Были примеры из числа знакомых?
— С Владимиром Леонидовичем из Дружбы ездил один ликвидатор, Михаил. Я познакомился с ним в терапевтическом отделении нашей больницы. Мы лежали в одной палате. Не знаю, что это за болезнь у него... Берешь его за руку, а на ней вмятины остаются. Он рассказывал о себе коротко: как приехал после аварии, как ушла от него потом жена... Сейчас Михаила нет в живых.